Он подошел к переливающейся всеми цветами стене из светящихся растений, чтобы посмотреть, сумеет ли он сквозь неё пройти, и тут же, к своей радости, убедился, что заросли эти, словно занавес, легко отодвинуть рукой. Он вышел из круглого шатра.
Неслышный, но первозданно-мощный рост ночных растений всё это время не прекращался ни на мгновение, и Перелин превратился в такой лес, какого до Бастиана не довелось ещё видеть ни одному человеку на свете.
Большие стволы и по высоте, и в обхват были не меньше колокольни, и они всё продолжали расти. Кое-где эти массивные колонны, излучающие матовое сияние, стояли так близко друг к другу, что невозможно было между ними пробраться. И по-прежнему искрящимся дождем падали и падали семена.
Сперва Бастиан бродил под куполом света, вознесшимся над этим лесом, стараясь не наступать на сверкающие ростки, но вскоре убедился, что это невозможно: не было ни кусочка земли шириной в ступню, где бы что-нибудь не всходило. И тогда он беззаботно двинулся дальше, проходя там, где гигантские стволы не преграждали ему путь.
Бастиан наслаждался своей красотой, и его ничуть не огорчало, что рядом нет никого, кто бы им восхищался. Он был даже доволен, что ни с кем не надо делить эту радость. Восхищение тех, кто раньше над ним смеялся, не имело теперь в его глазах никакой цены. Он думал о них чуть ли не с сочувствием.
В этом лесу, где не сменялись времена года, не чередовались дни и ночи, время имело совсем другой смысл – не тот, который до сих пор был знаком Бастиану. Поэтому он не мог бы сказать, долго ли он так гулял. Но постепенно его радость от сознания своей красоты приобрела другой характер: он не стал менее счастлив, но теперь это казалось ему чем-то само собой разумеющимся. Словно так было всегда.
Это имело свою причину, но Бастиану суждено было узнать её гораздо позже, а сейчас он о ней и не подозревал. Получив в дар красоту, он постепенно забывал, что прежде был кривоногим и толстым.
Но даже если бы он и помнил об этом, вряд ли ему захотелось бы предаваться подобным воспоминаниям. Впрочем, это забвение прошлого происходило совершенно незаметно. Наконец память о том, каким он был прежде, окончательно стерлась, сменившись уверенностью, что он всегда был таким, как сейчас. И потому он перестал желать быть красивым – зачем желать того, что и так есть.
Теперь в нем снова проснулась неудовлетворенность и возникло новое желание. Быть только красивым – это, собственно говоря, мало что значит. Он захотел быть сильным, сильнее всех. Самым сильным на свете!
Он бродил по Ночному Лесу Перелину, всё углубляясь в его дебри, пока не почувствовал голод. Сорвав несколько светящихся фруктов странной, причудливой формы, он стал осторожно пробовать, съедобны ли они. И тут же с радостью обнаружил, что они не только съедобны, но и на редкость вкусны – одни слегка терпковатые, другие сладкие, третьи с горчинкой, но всё возбуждают аппетит. Поедая на ходу эти фрукты, он чувствовал, как по всему его телу разливается чудесная сила.
Мерцающий подлесок стал тем временем таким густым, что Бастиан с трудом продирался сквозь заросли, пока не остановился перед непроницаемой стеной. С деревьев спускались лианы и какие-то воздушные корни, переплетаясь с кустарником и другими низкорослыми растениями, – получились непроходимые джунгли. Бастиан попробовал пробить себе дорогу ребром ладони и убедился, что рассекает чащобу рукой, будто ножом-мачете. Однако прорубленный проход тут же снова за ним зарастал, словно его и не было. Бастиан пошел дальше, но ему преградила путь стена толстенных деревьев – стволы их были вплотную прижаты друг к другу.
Бастиан протянул руки – и… раздвинул два огромных ствола! Но как только он проскользнул в образовавшуюся щель, деревья тут же снова бесшумно сомкнулись.
У Бастиана вырвался ликующий крик!
Он был хозяином этого первобытного леса!
Забавы ради он стал пробивать себе дорогу в джунглях. Он шел напролом, будто слон, услышавший Великий Зов, и при этом не выбивался из сил, не останавливался, чтобы перевести дух, у него не кололо в боку, сердце не колотилось, он даже не вспотел.
Насытившись сознанием своей силы, Бастиан захотел взглянуть на свои владения, на свой Перелин с высоты, чтобы узнать, как далеко он теперь простирается.
Он поплевал на ладони, ухватился за первую попавшуюся лиану и быстро полез по ней вверх, подтягиваясь на руках. Помнится, так взлетали под купол акробаты, когда он был в цирке. На какое-то мгновение он увидел себя на уроке физкультуры – как он висит мешком на нижнем конце каната, а весь класс дружно гогочет. Но картинка эта совсем поблекла в его памяти, ведь она была из давно прошедших времен. Он усмехнулся. Сейчас все они рты бы разинули от удивления, если б его увидали. Они бы гордились знакомством с ним, а он бы и внимания на них не обращал. Ни разу не передохнув, добрался Бастиан до ветки, с которой свисала лиана, и сел на неё верхом. Ветка была толщиной с бочку и светилась изнутри красноватым светом. Бастиан осторожно поднялся на ноги и, балансируя, двинулся к стволу. На каждом шагу ему преграждали путь завесы из сплетенных друг с другом вьющихся растений, но он без труда проходил сквозь них. Наверху ствол оказался таким же толстым, как и внизу – в пять обхватов, – а дотянуться отсюда до ветки, расположенной выше, Бастиан не мог. Ему оставалось только одно: подпрыгнув, вцепиться обеими руками в свисающий сверху воздушный корень, а затем, раскачавшись на нем, ухватиться за следующую ветку и повиснуть на ней. Так, подтягиваясь и подпрыгивая, продвигался он всё выше и выше. Он был уже на высоте не менее ста метров, но мерцающие листья кроны по-прежнему не позволяли ему что-либо разглядеть внизу.